Солнце всходит над морем иначе, чем где-то:
Этот берег сырой как осанна тоске.
И все так же минует холодное лето,
Не оставив следа на намокшем песке.
И дыхание ветра укажет дорогу
В неприютное море. Удел рыбака:
О хорошем улове молиться, но Богу
Нет порою забот о судьбе бедняка.
И в мечтах о богатстве не сыщешь покоя;
Рой навязчивых мыслей становится злей,
Зная, сколько сокровищ смывало волною
С борта гибнущих в море седых кораблей.
Кто-то шепчет во сне непонятное слово;
Наяву эти звуки доносит прибой.
Ты уже не боишься зловещего зова.
Что же будет, Вильм Коршун, скажи мне, с тобой?
«Кармильхан» - Выдыхает устало пучина,
«Кармильхан» - Вторит голос в пугающих снах.
И погибель уже принимает личину
Незнакомого старца на лодке в волнах.
И седой чертознай рассказал об обряде,
Что поможет постичь суть зловещего сна,
Помогая узнать о таинственном кладе,
Чью частицу к ногам выносила волна.
«Кармильхан» назывался богатый корабль,
У Стинфольской пещеры ушедший на дно,
Чьи сокровища нынче лишь рыбы и крабы
Созерцают бесцельно: другим не дано.
«Стоит только нырнуть в неспокойное море,
Станет дивно богатым любой человек.
У Фортуны извечно прибудет в фаворе.
Для безбедных преград не бывает вовек!»
Ты запомнил слова мертвого капитана,
Что явился на твой несмолкающий зов.
Опасения отбросив, за клад «Кармильхана»
Ты и жизнью уже поплатиться готов.
Отблеск древнего золота слепит сильнее
Света солнца, вершащего путь в небесах.
Только праведность в холод тебя не согреет,
Ведь не ей разжигают огонь в очагах…
Одному непосильно подобное дело.
Твой последний товарищ - добрейший Каспар -
Умолял отступиться, но тщетно: предела
Не узнают под властью погибельных чар.
Одержимый желанием большого богатства
Ты ныряешь в пучину, ведомый мечтой…
Но пополнилось снова проклятое братство;
И сомкнулась вода над твоей головой.
Продается душа, обрываются жизни,
Корабли истлевают на сумрачном дне…
Крики чаек в закате - последняя тризна
По навеки оставшимся в прожитом дне.