Жёлтый вишнёвый лист падал на ухоженную садовую землю, впитывая последнее ласкающее тепло осеннего солнца. Разложение уже коснулось его, но от этого он не чувствовал себя менее солнечным, одаривающим всех вокруг себя светом и радостью. Последние электрические заряды, поддерживаемые солнечным светом, проносились по его засыпающему сознанию.

- Я жил. Я рос. Я кормил и поил всё дерево. Я ел сам. Я выполнил своё предназначение.
Вдруг он почувствовал, что его куда-то тащат, нежно уцепившись за черешок. Солнце исчезло, стало темно и сыро.

- Благодать! Какая красота! Сколько солнца, сколько позитива, - радовался земляной червь, поедая вишнёвый лист, прошедший стадию ферментации в его хранилище. – Должен же и у меня быть отдых, а то всё этот беспросветный труд по переработке органики. Нет, у солнца необычайно приятный вкус! -
Он блаженно вытянулся во всю свою длину, когда ещё более чёрный, чем темнота кротовой норы, силуэт склонился над ним.

Маленькая землеройка облизнулась, удивившись, какой удивительный вкус был у этого червя, словно она снова наблюдает, как все кавалеры добиваются только её благосклонности. А вокруг солнце и предвкушение счастья…
- Только на секундочку, одним глазком гляну на солнышко и назад. Это же так романтично, - подумала она перед тем, как вкусно захрустеть на зубах у охотничьего пса.

Рекс не ел землероек принципиально из-за их запаха, но то, с каким видом зверёк вылезал из норы, так заинтриговало охотника, что он впервые нарушил собственное правило. Вкус и хруст землеройки напомнил собаке о душистых чипсах, которыми хозяин частенько потчевал пса, выезжая с ним к морю.
- Море! Солнце! Любовь!
Сладкая истома окутала сердце кобеля и, забыв о голоде, он бросился на улицу в надежде на скорое свидание.

«Газель» не успела затормозить, когда счастливый пёс с выпученными глазами и высунутым языком выскочил из подворотни.
- Слющай, какой тольстий и какой глюпий, - сказал черноусый водитель, закидывая труп в кузов.

С утра у Эдурда Матвеича было странное предчувствие. Промозглое осеннее утро, бесконечный дождь, мрачные лица вокруг толкали его на какой-то необычный поступок, я бы даже сказал подвиг. Например, проехать в метро без билета. От этой мысли Эдик даже вздрогнул – слишком опасно! «Или вот съесть шаурмы, уловив дразнящий запах, идущий от ларька, почти отважился герой. Но нет – слишком безрассудно!
А вот кавказского шашлычку из этого кафе можно попробовать», - отважно блеснув глазами, решился он на героический поступок.
Официантка принесла аппетитный шашлычок, посыпанный зелёным лучком и украшенный веточкой кинзы.
- А мясо свежее? – подозрительно спросил Матвеич, обнюхивая блюдо.
- Сегодня ещё бегал, - улыбнулась девушка.
Вечером, возвращаясь домой, Эдуард Матвеич вдруг с печалью подумал, как много он потерял в жизни, живя, как простой бухгалтер, не совершая подвигов. В свои 29 он даже ни разу не запорол отчёт… Голова его закружилась, ноги подкосились
- Я так ни разу и не съездил на море, - подумал Эдик и немного удивлённо: «Хочу на охоту, гав!»

Прошло время.

Земляной червь, протиснувшись сквозь щели в гробу, объедался разложившимся телом. Старый гурман, он не просто наслаждался процессом насыщения, но и ощущениями, приходящими с пищей.
«М-м-м, осенний лист вишни с юго-западной стороны Старого сада — неповторимый аромат солнца, радость полёта, пряный вкус самодостаточности, сладость счастья… О, пардон, собрат из того же сада — тягучая безмятежность, приторное самодовольство, бывает», - виновато улыбнулся он новому ощущению.
«М-м-м, ненасытный голод и непреодолимое желание – изумительное сочетание. О, азарт, преданность и похоть – гремучая смесь. А этот кусочек? Страх, тоска и зависть – несомненная ложка дёгтя, но, в общем, ни с чем несравнимый букет, изумительное послевкусие…»

И только Смерть, одной рукой поглаживая свою светло-русую косу, другой удерживала землеройку, рвущуюся к добыче, давая в полной мере насладиться жизнью всем звеньям этой нескончаемой спирали.