В июле будет год, как умерла моя бабушка. Наверное, только по прошествии времени, я могу теперь более спокойно всё изложить.

Вообще, не могу сказать, чтобы у бабушки я была любимой внучкой. Она спокойно меня сносила, пока я проводила у нее в деревне свои унылые каникулы, ей хватало других своих любимчиков. Но жизнь показала мне, что между нами, не смотря на довольно отстраненные отношения, существовала какая-то особенная духовная связь.

Когда мне было 10 лет, дедушка умер. Дом продали, бабулю забрали в город. Она захотела жить одна. Я пыталась ее навещать, поддержать после переезда, помочь ей освоиться в городской квартире, где только небо в окно и видно, но через пару моих визитов мне дали понять, что не особо-то и нуждаются в моем внимании, есть ведь другие внуки. Ну, любимчики которые. Сначала я, конечно, как любой подросток, затаила обиду, потом стала забывать и вскоре совершенно безразлично относилась к тому, что месяцами не навещаю бабушку. Звонка по телефону вполне было достаточно для обеих.

Время шло. Мы, ребятня, взрослели, а бабуля наша всё чаще болела, из-за чего ее доставляли в больницу на «скорой помощи» . Но… я узнавала об этом задолго до того, как мне сообщала об этом мама. Благодаря моим снам. Они мне снились каждый бабушкин визит в больницу, однотипные, с очень незначительными неточностями: комната деревенского дома, стены которой побелены известью, сплошь уставлена досками, полы деревянные, посреди комнаты стояла широкая кровать, но вместо матрацев на ней лежат два фанерных листа.
На краю сидят мои дедушка с бабушкой и обнимаются. Да так, как будто только встретились. Бабушка похорошевшая, даже подкрашена немного, с прической, в платье, которого я не видела у нее в жизни. Дед ее радостно обнимал, улыбаясь так, как будто встречает дорогих гостей издалека. Она его шутливо одергивала и смеялась сама. На этом моменте сон обычно обрывался.

На следующий день обычно звонила мама и рассказывала о том, как они напереживались за прошедшую ночь – бабушку ведь еле спасли.
Я тут же ехала в родной город, навестить ее. Она лежала на кровати, когда я к ней заходила в палату. Очень мне радовалась, хвалила, с каждым разом вспоминая что-нибудь из моего детства, просила у меня прощения, не говоря, за что, и сокрушалась о том, что вряд ли увидит моих деток. С чудовищным усилием мне удавалось не расплакаться.

Но с каждым разом приводить ее в чувство докторам становилось всё труднее. Сны мои снились, как по заказу, став уже привычными. Я уже не искала правды в них, просто мысли о бабушкиной скорой кончине были очень тяжелы для меня. В снах она стала выглядеть ужасно – непричесанная, в грязной, даже замызганной ночной рубашке, с потемневшей кожей. Она молча стояла у окна какой-то комнаты, захламленной вещами, будто приготовленными к переезду.

Следующий сон поверг меня в шок. Я помалкивала перед родственниками, но сама жила в ожидании следующего бабулиного приступа, и исход его меня далеко не радовал:
кухня, сплошь уставленная банками, бидонами, кастрюлями и ковшиками, где только возможно. Они наполнены чем-то, но я не могу разобрать, чем именно. Бабушка еле стоит у окна этой грязной кухонки и просит меня принести еще банок. Я, неведомо откуда, принесла две 3-хлитровые банки, так же чем-то наполненные. Бабуля начала считать все емкости, затем, облегченно вздохнув, сказала: «Ну всё...Теперь точно всем хватит...»
И она как будто бы ушла в окно, уже не будучи физическим телом. Только тут я четко понимаю, что банки наполнены поминальным компотом.

Но наступило лето, 2011. Бабуля жива, пусть и не здорова. Мы уехали в отпуск. В дороге машина дважды ломалась. Отец практически засыпал за рулем, не мог объяснить свое состояние. Уже ночью, в машине, я задремала. Минутный сон – женский голос спрашивает у меня: «Ну что? Как отпуск?», а я отвечаю: «Плохо. Бабушку похоронили…»

По прибытию на место отдыха, нам позвонили из дома – бабуля умерла. Мы рванули обратно, даже не успев разобрать сумки. По дороге созваниваясь с родственниками, решили, что похороны состоятся только на 4-ый день после ее смерти. Видимо, только бабушка наша не согласилась с этим, потому что при жизни очень требовала к себе внимания, от чего не собиралась отказываться и после смерти и… Начала нас обманывать во времени.

Мы рассчитывали прибыть домой часов через 10 беспрерывного пути, но в город мы въехали уже через 7 часов, хоть и соблюдали скоростной режим.
В день прощания с ней гроб из морга привезли уже к 11 утра, вместо 12 часов, которые оговаривались. Нам просто позвонили и сказали забирать его. Когда его погрузили на катафалк, все расселись по машинам, чтобы ехать на кладбище в соседнюю деревню, откуда моя бабушка родом. Вдруг, катафалк набрал такую скорость, что иномарки, никак не ожидавшие такой езды в похоронной процессии, гнали почти 90 км и еле поспевали за ним.

Мой родной брат, в машине которого ехали мы, сказал, что сейчас водитель катафалка всё равно сбавит ход, потому что впереди предстоит участок дороги с ограничением в 50 км/ч.
Подъехав к тому отрезку дороги, мы, открыв рты и сокрушаясь: «Да чтоб его!», увидели, что дорожные знаки (а их было всего три) все как один изменены с 50 км на 70 км!..
Как во сне, прибыв на кладбище, я только успела увидеть, как наемный катафалк так же быстро сорвался и уехал восвояси.

Очнувшись, когда копальщики уже устанавливали крест на бабушкиной могиле, мы посмотрели на часы, предстоял ведь еще поминальный обед. Но до него оставалось еще 2 часа. «Конечно же, в кафе еще ничего не готово!» - воскликнула тетка. Но что делать? Людей полно. Поехали в кафе, а у них там уже столы накрыты. Они-то, спрашивается, куда спешили?

Уже ложась вечером спать, я сказала родителям, что не зря мы сегодня со времени совершенно сбились – бабушку надо было хоронить днем раньше, а не сегодня. Они вздохнули, что сделано – то сделано.

По православным обычаям, на следующий день после похорон положено ехать на кладбище с блинами на могилу усопшего – поминать. Мы выехали всей семьей, день недели был воскресенье. Каким же было удивление моего отца и брата, да и мое тоже, когда на участке дороги, на котором еще вчера красовались знаки с изображением 70, снова стояло прежнее ограничение – 50 км в час…